Горький Максим - Однажды Осенью
М.Горький
Однажды осенью
...Однажды осенью мне привелось стать в очень неприятное и неудобное
положение, в городе, куда я только что приехал и где у меня не было ни
одного знакомого человека,- я очутился без гроша в кармане и без квартиры.
Продав в первые дни всё то из костюма, без чего можно было обойтись, я
ушел из города к местность, называемую Устье, где стояли пароходные
пристани и в навигационное время кипела бойкая трудовая жизнь, а теперь
было пустынно и тихо,- дело происходило в последних числах октября.
Шлепая ногами по сырому песку и упорно разглядывая его с желанием
открыть в нем какие-нибудь остатки питательных веществ, я бродил одиноко
среди пустынных зданий и торговых ларей и думал о том, как хорошо быть
сытым...
При данном состоянии культуры голод души можно удовлетворить скорее,
чей голод тела Вы бродите но удинам, вас окружают здания, недурные по
внешности и - можно безошибочно сказать - недурно обставленные внутри: это
может возбудить у вас отрадные мысли об архитектуре, о гигиене и еще о
многом другом, мудром и высоком; вам встречаются удобно и тепло одетые
люди,- они вежлины, всегда сторонятся от вас, деликатно не желая замечать
печального факта вашего существования. Ей-богу, душа голодного человека
всегда питается лучше и здоровее души сытого,- вот положение, из которого
можно сделать очень остроумный вывод о пользу сытых!..
...Наступал вечер, шел дождь, с севера порывисто дул ветер. Он свистел
в пустых ларях и лавчонках, бил в заколоченные досками окна гостиниц, и
волны реки от его ударов пенились, шумно плескались на песок берега, высоко
взметывая свои белые хребты, неслись одна за другой в мутную даль,
стремительно прыгая друг через друга... Казалось, что река чувствовала
близость зимы и в страхе бежала куда-то от оков льда, которые мог в эту же
ночь набросить на нее северный ветер. Небо тяжело и мрачно, с него
неустанно сыпались еле видные глазом капельки дождя; печальную элегию в
природе вокруг меня подчеркивали две обломанные и уродливые ветлы и
опрокинутая вверх дном лодка у их корней.
Опрокинутый челн с проломленным дном и ограбленные холодным ветром
деревья, жалкие и старые... Всё кругом разрушено, бесплодно и мертво, а
небо точит неиссякаемые слезы. Пустынно и мрачно было вокруг - казалось,
всё умирает, скоро останусь в живых я один, и меня тоже ждет холодная
смерть.
А мне тогда было семнадцать лет - хорошая пора!
Я ходил, ходил по холодному и сырому песку, выбивая зубами трели в
честь голода и холода, и вдруг, в тщетных поисках съестного, зайдя за один
из ларей,- увидал за ним скорченную на земле фигуру в женском платье,
мокром от дождя и плотно приставшем к склоненным плечам. Остановившись над
ней, я присмотрелся, что она делала. Оказалось, она роет руками яму в
песке, подкапываясь под один из ларей.
- Это зачем тебе? - спросил я, присаживаясь на корточки около нее.
Она тихо вскрикнула и быстро вскочила на ноги. Теперь, когда она
стояла и смотрела на меня широко раскрытыми серыми глазами, полными
боязни,- я видел, что это девушка моих лет, с очень миловидным личиком, к
сожалению, украшенным тремя большими синяками. Это его портило, хотя синяки
были расположены с замечательной пропорциональностью - по одному, равной
величины, под глазами и один - побольше - на лбу, как раз над переносицей.
В этой симметрии была видна работа артиста, очень изощрившегося в деле
порчи человеческих физиономий.
Девушка смотрела на меня, и боязнь в ее глазах постепенно гасла