0e533d5b     

Горький Максим - Товарищи



А.М.Горький
Товарищи
I
Горячее солнце июля ослепительно блестело над Смолкиной, обливая её
старые избы щедрым потоком ярких лучей. Особенно много солнца было на крыше
старостиной избы, недавно перекрытой заново гладко выстроганным тёсом,
жёлтым и пахучим. Воскресенье, и почти все люди вышли на улицу, густо
поросшую травой, усеянную кочками засохшей грязи. Перед Старостиной избой
собралась большая группа мужиков и баб: иные сидели на завалине избы, иные
прямо на земле, другие стояли; среди них гонялись друг за другом ребятишки,
то и дело получая от взрослых сердитые окрики и щелчки.
Центром толпы служил высокий человек с большими, опущенными вниз
усами. По его коричневому лицу, покрытому густой сивой щетиной и сетью
глубоких морщин, по седым клочьям волос, выбившимся из-под грязной
соломенной шляпы, - этому человеку можно было дать лет пятьдесят. Он
смотрел в землю, и ноздри его большого хрящеватого носа вздрагивали, а
когда он поднимал голову, бросая взгляд на окна старостиной избы, видны
были его глаза, большие, печальные, - они глубоко ввалились в орбиты, а
густые брови кидали от себя тень на тёмные зрачки. Одет он был в
коричневый, рваный подрясник монастырского послушника, едва закрывавший ему
колени и подпоясанный верёвкой. За спиной у него котомка, в правой руке
длинная палка с железным наконечником, левую он держал за пазухой.
Окружавшие осматривали его подозрительно, насмешливо, с презрением и,
наконец, с явной радостью, что им удалось поймать волка раньше, чем он
успел нанести вред их стаду.
Он проходил через деревню и, подойдя к окну старосты, попросил
напиться. Староста дал ему квасу и заговорил с ним. Но прохожий отвечал,
против обыкновении странников, очень неохотно. Староста спросил у него
документ, документа не оказалось. И прохожего задержали, решив отправить в
волость. Староста выбрал в конвоиры ему сотского и теперь, в избе у себя,
напутствовал его, оставив арестанта среди толпы, - она грубо потешалась над
ним.
Но вот на крыльце избы явился подслеповатый старик с лисьим лицом и
седой, клинообразной бородкой. Он степенно опускал ноги в сапогах со
ступени на ступень, и круглый его животик солидно колыхался под длинной
ситцевой рубахой. А из-за его плеча высовывалось бородатое четырёхугольное
лицо сотского.
- Понял, Ефимушка? - спросил староста у сотского.
- Чего тут не понять? Всё понял. Обязан, значит, я проводить этого
человека к становому и - больше никаких! - Проговорив свою речь раздельно и
с комической важностью, сотский подмигнул публике.
- А бумага?
- А бумага, - она за пазухой у меня живёт.
- Ну, то-то! - вразумительно сказал староста и добавил, крепко почесав
себе бок:
- С богом, значит, айдате!
- Пошли! Шагаем, что ли, отче? - улыбнулся сотский арестанту.
- Вы бы хоть подводу дали, - глухо ответил тот на предложение
сотского. Староста ухмыльнулся.
- Подво-оду? Ишь ты! Вашего брата, проходимца, много тут шныряет по
полям, по деревням... лошадей про всех не хватит. Прошагаешь и пехтурой.
- Ничего, отец, идём! - ободряюще заговорил сотский.- Ты думаешь,
далече нам? Дай бог, два десятка вёрст! Мы с тобой, отче, живо докатим. А
там ты и отдохнёшь...
- В холодной, - пояснил староста.
- Это ничего, - торопливо заявил сотский, - человеку, который ежели
устал, и в тюрьме отдых. А потом - холодная-то - она прохладная, - после
жаркого дня в ней куда хорошо!
Арестант сурово оглянул своего конвоира - тот улыбался весело и
открыто.
- Ну-ка, айда, отец честной! Прощ



Содержание раздела