Горький Максим - Тронуло
А.М.Горький
Тронуло
С натуры
Наступает ночь.
Уже вода реки впереди и сзади парохода потемнела и кажется густой, как
масло, потемнела и яркая зелень кустарника, пышным ковром покрывшая крутые
скаты горного берега, поднимается ветер, сырой и холодный, небо сплошь
покрыто тучами, неподвижно застывшими над широкой рекой, луговой берег
далеко вглубь залит спокойной, блестящей пеленой воды, кое-где её прорвали
большие тёмные пятна островов, образовавшихся от убыли, - но разлив ещё
широк, и всюду на горизонте холодно блестят полосы воды, невозмутимо
спокойной и ясно отражающей тяжёлые, лохматые облака.
А вокруг парохода, в фарватере, ветер поднял на реке шумную жизнь,
маленькие волны идут друг на друга и плещут о борта парохода, разбивающего
их в брызги и пену тяжёлыми плицами колёс; от кормы к берегам двумя пышными
грядами разбегается вспенённая вода, и тяжёлые вздохи машины, вместе с
неумолчной, навевающей скуку музыкой волн, наполняют сырой и гулкий воздух
весенней ночи глухим шумом, таким же однообразным и мутным, как и это
облачное небо над взволнованной ветром и судном многоводной мощной рекой.
Иногда на горном береге вдруг появится огонёк рыбацкого костра, от
него ложится на воду алая кружевная лента отражения, - ложится и весело
играет на гребнях волн, потом вдруг пропадает, скрываясь за камнями в
углублении берега, за группой деревьев.
И опять слева от парохода молчаливо двигается тёмная стена горного
берега, а справа развёртываются луга, уходя к горизонту, где темно и мрачно
и откуда на небо, точно рождённые землёй, медленно вползают облака, тяжёлые
и тёмные, странных очертаний, грозящие дождём и молниями и громом.
Ночь всё приближается, и глухой шум на реке становится более гулким.
Горы вторят ему слабым эхом?
По террасе парохода, мимо окон общей мужской второго класса, то и дело
заглядывая в них, медленно прохаживается старик, низенького роста, с седой
клочковатой бородкой, с ястребиным носом и с маленькими, жёсткими глазками,
ушедшими глубоко в орбиты.
По его сухим, морщинистым щекам пробегает судорога каждый раз, когда
он кидает острый взгляд в окно рубки, он крякает и ещё глубже старается
засунуть закинутые за спину руки в рукава тёплого пальто, надетого на нём.
На ногах у него валяные сапоги, от этого его шагов почти не слышно, и это
ещё более усиливает хищность его фигуры. Кажется, что он подстерегает
кого-то и сильно борется с нетерпением, охватившим его. Он весь как-то
пожимается, - но не так, как жмутся от холода, а так, как это делают в
волнении. На голове у него тёплый картуз, съехавший на затылок, и старик то
и дело встряхивает головой, как бы желая поправить это.
Из каюты доносятся громкие голоса и хохот, звучат стаканы, и из окон
её на террасу парохода и на воду реки падают полосы света.
Старик бесшумно шагает по ним и всё кидает острые взгляды в окна
каюты.
В ней за столом сидит большая компания мужчин, - председательствует,
что-то оживлённо рассказывая и поминутно заливаясь смехом, полный и румяный
господин в дворянской фуражке. Он, подложив под себя ногу, сидит на стуле и
держит в одной руке стакан вина, другой бойко жестикулирует. Рядом с ним, с
живым любопытством глядя ему в лицо, поместился высокий молодой человек,
худой, с узкими насмешливо прищуренными глазами и с тонкими бескровными
губами.
Ещё несколько фигур в разных позах свободно расположились за столом.
Им весело. Взрывы хохота то и дело доносятся до ушей старика...
- Тьфу, псы! - энергично и злобно п