0e533d5b     

Гранин Даниил - Дом На Фонтанке



prose_contemporary Даниил Гранин Дом на Фонтанке 1967 ru ru Vitmaier FB Tools 2006-06-23 http://www.lib.ru HarryFan AEAF621C-0866-48D5-892E-ED5755674CAA 1.0 v 1.0 — создание fb2 Vitmaier
Авт.сб. «Наш комбат» Правда Москва 1989 Даниил Гранин
ДОМ НА ФОНТАНКЕ
Время от времени мне снился Вадим. Сон повторялся в течение многих лет, однообразный, явственный: я шел по Невскому и встречал Вадима.

Он ахал: «Не может быть, неужели ты остался в живых?» Он недоверчиво радовался: «Значит, ты не погиб?» Слегка оправдываясь, я рассказывал про себя и почему-то стеснялся спросить его… После войны я долго еще не верил, что он погиб, во сне же все переворачивалось, он удивлялся, что я уцелел. Он оставался таким же тоненьким, бледным.

Глаза смотрели чисто и твердо, он слегка заикался, чуть-чуть в начале фразы. О Кате мы избегали говорить. Катя вышла замуж в сорок седьмом. Выяснилось, что Вадим работал в институте, в таком институте, что я и не мог ничего знать о нем.

Но теперь, поскольку я нашелся, мы снова будем вместе.
Я любовался им, резким и прямодушным лицом его, я блаженствовал, молол какую-то восторженную чушь. Вадим подшучивал надо мной, все, что он говорил, было точно, неопровержимо, я, как всегда, чувствовал его превосходство, завидовал и корил себя за эту зависть.

Где он был все эти годы, я не мог понять, я знал лишь, что если начну допытываться, то будет нехорошо, что-то случится. Мы шли по Невскому, я крепко держал его за руку. Проспект был нынешний, с метро, с подземными переходами, с незнакомой толпой.

Когда-то мы обязательно встречали приятелей, наших сверстников, ребят из соседних школ, студентов, когда-то Невский был полон знакомых.
…Я просыпался и долго не мог понять, куда все подевалось. Где Вадим? Может быть, я не проснулся, а заснул? Сон был явственней, чем эта темная тишина, где спали моя жена, дочь, соседи, весь дом. Они смотрели сейчас свои сны, они были далеко и ничем не могли помочь.

Пространство между тем мною, который только что шел по Невскому с Вадимом, и тем, кто лежал в кровати, было ничем не заполнено. Ничего не соединяло нас.

Я пребывал где-то в промежутке и не хотел возвращаться к себе, седеющему, контуженному, в жизнь, источенную застарелыми чужими заботами. Разрыв был слишком велик.
Однажды я сказал Вене про свои сны. Он серьезно посмотрел мне в лицо:
— Ты знаешь, мне тоже… Мне иногда кажется, что он жив.
Больше мы не говорили об этом.
Из всей нашей компании после войны остались только мы с ним. Миша погиб, Борис умер в блокаду, Ира умерла от тифа, Люда умерла несколько лет назад, Инна уехала в Москву. Мы и не заметили, как остались с ним вдвоем.
Он пришел ко мне в воскресенье, часов в двенадцать. Просто шел мимо и зашел, без звонка, без причины. Обычно мы виделись в праздники, дни рождения.

Мне не хотелось говорить, мы сели, сгоняли две партии в шахматы.
— Пойдем погуляем, — предложил он.
Падал редкий снег, небо, низкое, серое, висело, как сырое белье.
— Ладно, — сказал я без охоты, — я тебя провожу.
На улице мы поговорили с ним про Китай, про наши болезни, я довел его до остановки и вдруг сказал:
— Пойдем к Вадиму.
Он не удивился, только долго молчал, потом спросил:
— Зачем? Ты думаешь, Галине Осиповне это будет приятно?
Нет, я так не думал.
— А нам? Стоит ли?
— Как хочешь.
Подошел его трамвай. Веня отвернулся:
— Чушь собачья. Теперь уже нельзя не поехать. Получается, что мы боимся.
Мы сели на другой номер, доехали до цирка и пошли по Фонтанке. Всю дорогу мы обсуждали гибель американских космон



Содержание раздела